Первая публикация из рубрики «Воспоминания механобровцев»!
«Как мы Генерального секретаря опередили!
В сентябре 2019-го года был пятидесятилетний юбилей пуска второго крупного объекта в узбекском Кызыл-Куме - Заравшанского золотоизвлекательного предприятия , перерабатывающего руду месторождения Мурунтау, по проектной документации - гидрометаллургический завод номер два (ГМЗ-2) Навоийского горного комбината, входившего в состав Министерства среднего машиностроения СССР, главного штаба атомной отрасли страны.
Основной объект - сам горный комбинат, добывающий уран, основное сырьё, ради которого потревожили Кызыл-Кум, уже работал, это был подвиг огромного отряда строителей, горняков, металлургов, химиков, которых возглавлял человек-легенда Зарап Петросович Зарапетян, бывший одновременно и начальником строительства, и директором комбината. В кратчайшие сроки была построена база стройиндустрии, затем комбинат, одновременно прекрасный город Навои, которого в пустыне раньше не было.
Заравшан отстоит от Навои примерно на 200 километров, он тоже был абсолютно новым городом, построенным «под золото», для работников ГМЗ- 2, это уже позднее, но тоже мгновенно, на глазах. В проект «золотой» фабрики был заложен малоизученный к тому времени, но перспективный процесс самоизмельчения руды, мы говорили «аутогенная рудоподготовка», сейчас этим термином пользуются редко. Ещё в начале 60-х годов «Механобр» подготовил техническое задание на мельницы самоизмельчения, с их разработкой и изготовлением прекрасно справился Сызранский завод тяжёлого машиностроения.
Одной из первых была освоена и начала применяться Мельница Мокрого Самоизмельчения ММС 70*23; это означало, что диаметр вращающегося вокруг горизонтальной оси барабана составлял 7 метров, а его ширина 2 метра и 30 сантиметров, позднее появились и более крупные мельницы с диаметром барабана 9 и 11 метров. Процесс измельчения в подобных агрегатах достаточно прост - идёт непрерывный процесс загрузки крупными кусками руды, при вращении барабана они измельчают друг друга как ударами, так и взаимным истиранием.
При строительстве была альтернатива, некоторые руководители, даже высокого ранга, сомневались в качестве наших родных сызранских мельниц и настаивали на замене их японскими, производство которых было освоено раньше, они были уже известны в мире.
Для этого не требовалось менять проектные решения, все было тоже самое, необходима была только валюта, но это, в конечном счете, и спасло нашу инженерную репутацию - на начальство подействовали не столько наши заверения в точном расчёте, сколько категорический отказ А.Н. Косыгина выделить валюту на импорт: «Сызрань сделает!», резко оборвал дискуссию Председатель Правительства.
Пришлось браться за дело, освоить маршрут в Сызрань, бывать на заводе, стать там своими, работать вместе с конструкторами и технологами.
Совсем перед пуском, когда мельницы в Заравшане были уже смонтированы, потребовалась наладка технологии на месте, нужно было получить требуемую степень помола руды, кроме того, были и тревожные вести о том, что при первых пусках зафиксирована повышенная вибрация, передающаяся на фундаменты.
Мы запланировали командировку, она стала необычным и увлекательным путешествием, две недели ярких впечатлений.
Ташкент, нежное вечернее тепло конца сентября, совсем не жестокий солнцепёк, пересадка с Ту-104 на местный Ил-14, ещё час и, вот, новый город Навои, тот самый, построенный ради обеспеченности страны ураном, красивый, комфортный, с национальным колоритом, по тем временам и очень современный, кстати, спроектированный ленинградскими архитекторами.
Но это отдельная история!
Далее напряженная работа в Заравшане, жить там приезжим тогда было еще негде, на ГМЗ-2 летали самолетом типа «кукурузник». Мы справились, все было сделано в срок, для меня это было первое серьезное инженерное испытание, закалка, проверка строящимся объектом, пусковым его периодом,
Самым главным для нас оказалась даже не технология, особых проблем там не было. Важнее было разобраться с вибрацией, оценить надежность фундаментов и строительных конструкций. Ведь мельницы самоизмельчения были в то время ещё достаточно новыми, малоизученными в эксплуатации, можно сказать, экзотикой. Никто не мог точно сказать, какие динамические нагрузки они генерируют, к чему это может привезти.
Этому мы и посвятили основное время, возвращались в Механобр с надежными результатами, наши обследования пригодились, в дальнейшем они позволили разработать обоснованные методы проектирования и расчёта.
Пребывание в Навои подходило к концу, предстоял доклад директору комбината, уже упомянутому Зарапетяну, которого все за глаза звали, конечно, Зарап.
Руководителем он был талантливым, но крайне жёстким, типичный начальник сталинской ещё эпохи, в которой вырос и сформировался. На комбинате его побаивались, но уважали, можно сказать, гордились им, видели, что в первую очередь он не дает спуску самому себе.
Мы волновались, как пройдёт наше представление, что услышим от Зарапа?
Споткнёмся, не задумываясь, поднимет трубку прямого провода и сразу Министру ...
Но все прошло гладко, ГМЗ-2 к тому времени уже фактически работал, пошло первое золото. Выслушав нас, спросил, когда летим домой, неожиданно пригласил через секретаря своего заместителя по режиму и сказал вошедшему со своим ярким армянским акцентом: «Ребята хорошую работу сделали, хочу поблагодарить. Покажи им в знак уважения, чем мы тут занимаемся».
Особист кивнул, пригласил нас следовать за ним, привёл нас в свой кабинет, попросил расписаться в книге посещений, потом открыл ключом соседнюю комнату, которая была практически сейфом. На полках там стояло несколько плоских ящиков из фанеры, небольших, по площади чуть больше листа писчей бумаги, может быть, немного уже и длиннее, мне они напомнили детские наборы с лобзиком для выпиливания.
Два ящика хозяин помещения открыл, вытянув из пазов их плоские крышки и перевернул нам в руки содержимое - мы с коллегой от неожиданной тяжести чуть не присели. Мы держали по слитку золота.
«Самое первое - сказал полковник - по 12 килограмм, банковская проба - 99,99. Такого чистого пока никто не получал»
С минуту мы подержали слитки в руках, погладили, разве, что не понюхали, потом услышали: «Укладываем на место и двигаемся к выходу». Ящики внутри были отделаны синим бархатом, он и принял золото из наших рук. Это было первое в моей механобровской жизни поощрение, своеобразное такое премирование.
Эпизод имел продолжение, возможно, события были плановыми, но не для нашего сведения.
На следующий день по дороге в аэропорт нам потихоньку рассказали, что утром Зарапетян и секретарь горкома партии Навои Виталий Сигедин (через много лет и он станет директором комбината, мы были хорошо знакомы, он приезжал ко мне в Механобр ) с вооруженной охраной отбыли в Ташкент к Первому секретарю ЦК КП Узбекистана Шарафу Рашидовичу Рашидову, тот, узнав о получении первых слитков, просил прибыть с ними, хотел полюбоваться на новорожденное узбекское золото.
Этим дело не закончилось, руководитель республики так растрогался, что немедленно вылетел с этими слитками на своём правительственном ИЛ-18 в Москву, прихватив с собою и Зарапетяна, и Сигедина. В конце дня они всей компанией демонстрировали слитки Ефиму Павловичу Славскому, бессменному «атомному» Министру, создавшему эту отрасль с нуля (Министерство среднего машиностроения СССР).
И только ещё на следующий день шанс услышать их совместный доклад и подержать в руках эти слитки получил Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев.
А мы, заметьте, опередили его на двое суток!»
Автор: научный руководитель НПК «Механобр-техника», академик РАН Леонид Вайсберг.
